Это не письма, не прощальные записки. Это маленькие, выцарапанные инициалы, фамилии или другие индивидуальные отметки на личных вещах. Они оставляли их в камерах НКВД, словно последний отчаянный крик, последнюю попытку заявить миру: «Я был, я существую». И эти обломки теперь, спустя десятилетия, становятся ключами, которые открывают двери в архивы и позволяют «оживить» конкретные судьбы, восстановить имена и истории людей.
Научное сообщество называет такие находки индивидуальными признаками. Они не касаются биологического материала, но несут в себе мощный персональный заряд.
Как рассказала Татьяна Шептицкая, заместитель директора по научной работе Национального историко-мемориального заповедника «Быковнянские могилы», в беседе с исследователем истории Акимом Галимовым, такие артефакты — это наш единственный надежный мостик к архивным делам.
- Кейс Владимира Брыля. Во время раскопок нашли мундштук. На нем была четко видна надпись: «Брыль В.А.». Это позволило исследователям погрузиться в архивы. Оказалось, это Владимир Антонович Брыль — зоотехник, арестованный в ноябре 1937 года. Обвинения стандартные для того времени: шпионаж и вредительство. Благодаря мунштуку его история перестала быть лишь цифрой в списке.
- Кейс Марии Ноги. Следующий пример — расческа для волос. Казалось бы, обычная вещь. Но на ней арестованная выцарапала свою фамилию: «Нога». В Винницкой области нашли дело Марии Ноги. 39-летнюю женщину обвинили в «польском шпионаже», потому что ее сестра жила в Польше. Она все отрицала, но ее муж на допросе «признался», что жена его завербовала. Результат, к сожалению, одинаковый для обоих — расстрел.
Но почему массовая идентификация — это почти невозможная миссия?
Несмотря на такие невероятные детективные успехи, массовую идентификацию тысяч жертв, похороненных в Быковнянском лесу, осуществить почти невозможно. Татьяна Шептицкая подчеркивает: с момента торжественного открытия мемориала в 2012 году никаких поисково-экгумационных археологических работ здесь не проводилось. К тому же, в предыдущие десятилетия, когда проводились первые раскопки, Украина просто не имела технических возможностей для проведения массового ДНК-анализа останков. Кроме того, это лишь часть проблем.
«Отсутствие ДНК-материала для сравнения – это самое большое препятствие. Как сравнивать ДНК, если нет образца для сверки? Многие жертвы были молодыми. Кто-то не успел жениться, родить детей. Кто-то не оставил после себя прямых родственников. Некому сдать ДНК-тест», — поделилась Татьяна Шептицкая.
Из-за этих и других ограничений, пока что идентификация часто происходит только по хронологической привязке — по датам расстрелов, когда спецотдел НКВД начал работать в полную силу.
Маленькие, выцарапанные послания на мундштуках и расческах — это по сути историческая роскошь. Они позволяют исследователям не просто определить личность, а восстановить целую историю, которая была скрыта в жерновах репрессий. Они доказывают, что даже перед лицом смерти люди стремились, чтобы их имя не было стерто из памяти.
Почему нам так важно знать правду о Быковне и помнить об этих событиях сегодня? Ответ — в проекте исследователя истории Акима Галимова:
Читай также:
- Різдвяний кисіль наших прадідів, який вони різали ножем: давній український десерт, який здивує багатьох
- 23 тисячі знайдених і десятки тисяч неназваних: хто вони – люди, поховані в Биківнянському лісі?
- Деталі розслідування розгону на Майдані: «Беркут» отримав набої, якими не мали стріляти в людей
- Рождественский кисель наших прадедов, который они резали ножом: древний украинский десерт, который удивит многих
- 23 тысячи найденных и десятки тысяч неназванных: кто они – люди, похороненные в Быковнянском лесу?
- Подробности расследования разгона на Майдане: «Беркут» получил патроны, которыми не должны были стрелять в людей